Горан оглянулся на патруль караульных, и, путаясь в ориентирах, нырнул в заросли терновой ограды. Одежда затрещала, цепляясь за преграды ветвей. Горан остановился у глухой стены с водостоком. Повсюду темнел монолит – ни единой двери, даже трещины. Окна зияли на недосягаемой высоте. Где-то слева плыли голоса караульных, но Горан, пригибаясь, крался вдоль округлой стены. Прозвучал громкий окрик. Горан вздрогнул, но тут его за шиворот втянули в пролёт водосточного желоба. Ужас схлынул, когда он узнал в объемном капюшоне плаща бледное лицо Скурата.
– Что ты здесь делаешь?
Скурат усмехнулся:
– А ты? Я выбрался в Башню к герою града, а он шатается вокруг тюрьмы крадушей.
Горан окинул взглядом замок.
– Они сейчас там. Мне нужно увидеть их.
– Спятил, да? Нужно бежать.
Горан мотнул головой:
– Нет. Побег? Оставить их?
– А лучше – с ними, за решеткой?
Взгляды столкнулись противоборством. Скурат держался храбрецом, но недуг не спешил возвращать силы. Глаза впали, на шее проступали багровые пятна ран, обездвиживающих левую руку.
– Что Вацлав… – кудесник покосился на багрово-красные синяки гончего, – спрашивал о нас?
Скурат немного успокоился, но голос огрубел:
– Он в бешенстве. Я жив только потому, что воевода занят интригами. Он желает заполучить узников мудрецов – твоих друзей, а тебя четвертовать как изменника.
Горан сглотнул, боясь смотреть на мальчишку, открывать постыдный страх.
– Слова ворожеи – хлипкая защита для нас, – рассудил Скурат. – Они сомневаются, что ты вёл крадушей в ловушку, что я в горячке ранения самовольно вызвался помочь кудеснику. Правду выбьют. Нужно бежать.
– Нет!
– Взгляни на эти стены, – ударил ладонью по граниту Скурат. – Туда не пробраться, и даже если пробраться, то живым не выйти.
– Ты был внутри? Видел темницы?
Скурат выглянул из укрытия желоба. Караульные прошли мимо, вполголоса ругая громогласный вой певицы, отбивающийся эхом от крепостных стен.
– Смирись, кудесник. Твердыня недосягаема.
Горан протестующе мотнул головой.
– Ты вправе бежать. Скурат, выручать никто не обязывал.
– У меня были корыстные цели. – Гончий сморщил нос, глаза искрились лукавством. – Разве это помощь?
– Никогда не ожидал, что буду настолько ей рад, – усмехнулся Горан. – Лучше не медли с побегом, но я останусь. Я вызволю их.
Скурат помрачнел, понимая горькую правду и явность поражения.
– В библиотеке Башни есть книги, у тебя – талант уговаривать людей. Чертежи – сущий лабиринт, но ты разберёшься. Через три дня в Гранитный замок завезут продовольствие. За час до полудня.
Горан распахнул ладонь – и они скрепили верность озвученным решениям рукопожатием.
– Мы стремились осуществить мечты. Всеми силами. Спасибо за помощь, Скурат.
– И тебе, кудесник. – Гончий запахнул на шее ворот плаща и выскользнул из желоба вороном. – Удачи!
Горан вернулся в башню. Ночь прошла в мучительных раздумьях, а утром он отправился в библиотеку. Библиотекаря, пожилого кудесника с непомерно большими глазами и ушами – слеповатыми и глуховатыми, удалось ввести в заблуждение без труда. Но книг оказались десятки. Два дня Горан расшифровывал символы схем Гранитного замка, составляя маршрут побега: планируя проникнуть в тюрьму через водосток, но, не представляя даже, где искать крадушей, как выбираться из замка. На поиски иных карт и чертежей не оставалось времени.
Накануне дня совершения побега в комнату Горана явился Господин Трость. Он с подозрением осмотрел сквозь круглые очки хаос бумаг: от внимания не укрылись стопки книг и карта града.
– Завтра тебе предстоит выступать перед Советом мудрецов. За час до полудня.
Воспитатель вглядывался в мальчишку с обличением. Горан замер, потом ноги подогнулись, и он сел на кровать, не чувствуя опоры, – душа летела куда-то вниз, вниз, вниз, словно в пропасть.
– Ты испуган? – Господин Трость опустился на стул. Стряхнул с матовой шерсти плаща невидимые пылинки. – Есть что скрывать?
Горан покосился на бумаги из библиотеки. За его взглядом проследил воспитатель:
– Мне сообщили, что библиотекарь последние два дня странен. Меланхолия. Обжорство. Пропадает на кухне в рабочее время и рассыпается в комплиментах птицам.
– Да, я тоже заметил… странности.
– Хм, – причмокивание, – последние два дня ты проявил необычайное рвение к знаниям.
– К художественной литературе.
– К картам града.
Горан не решался поднять взгляд – спокойным голосом признался:
– Этот интерес навеян путешествием.
– А что еще навеяно путешествием?
– Ничего. – Горан открыто посмотрел в жёлтые глаза воспитателя. Пальцы невольно сцепились. – Вы особенно должны понимать, насколько счастлив я восстановиться в правах, очистить имя семьи.
Господин Трость замер зловещей фигурой обвиняемого.
– Я?
– Вы вернули крадуша. Исправили ошибку. Рох безнадежно упущен, но я привёл других. Искупил вину, – интонация обволакивала услужливостью, но взгляд мальчишки спрашивал: каково это, предать того, кто доверял тебе?
Господин Трость поднялся.
– Это давняя история, Горан. – Он склонил голову в прощании, скрывая эмоции. – Завтра в девять утра за тобой прибудут поверенные Совета. Подготовься. Каждое слово ляжет на чащу весов.
Ночь Горан провел в беспокойном сне: за крепостными стенами скулило чернолесье. И он видел Злату. В холодном мраке темницы. Снедаемую ужасами заточения. Горан распахивал двери, звал её бежать, но она оставалась безучастна, нема. А потом булава Вацлава сотрясала ударом стену. Темница вспыхивала сумеречным пламенем. Росли кварцевые столбы, рушился камень под ногами Тами – испуганный последний взгляд крадуша. Горестный крик Златы. Горан пытался очнуться, но стоны узников замка сливались с плачем ведьминых чащоб в скорбный зов.
За час до слушания явился Господин Трость. Он застал Горана в зелёно-серой форме кудесника, с рюкзаком за плечами, готового из зала ратуши отправиться прямо в темницу. Кровать была ровно заправлена. На чистом столе аккуратной стопкой высились четыре книги.
– Стражи сообщили, что ты не завтракал.
Горан мотнул головой.
– Есть под конвоем? Они с вечера за дверью.
Господин Трость осмотрел мальчишку. Бескровное лицо – маска страдальца. Взгляд, не лишенный свободы, блуждал за окном по вспененным облакам. Бирюза проскальзывала в них волнами, позволяя солнечному свету воспламенять янтарь крыш.
